Кого еще нет-нет снедает это накатывающее волнами чувство бездонной ностальгии? Когда в желудок падает камнем пустота, судорожная и неприятная. Когда ощущение вселенского одиночества и страшной непричастности ко всему миру. Ты как Золушка подсматриваешь в сверкающие окна, за которыми пышный бал, шампанское рекой, смеющиеся лица, а вокруг тебя – темнота и одиночество. Недосягаемый бал – это семья. Детство, утраченное навсегда.
Ну и что, скажете вы. Все там были и тут оказались. Так, да не совсем.
Мое детство, в отличие от вашего, не перетекло в новую стадию. Оно обрубилось и кануло в безвозвратность. От него не осталось ничего, кроме изредка всплывающего в памяти урывочного счастья, размытого и поддернутого солнечным светом. Ни школьных подруг, ни встреч выпускников, ни случайных встреч с первой любовью, ни выросших на глазах салаг с соседнего двора. Ни чайных разговоров с мамой. Ни ощущения дома. Такого, как в детстве. Никак не связанного с удобствами планировки, цветом обоев, подобранных под фактуру портьер, совмещенного санузла и близостью от метро. Дом – это пятнадцатилетний капитан в пятый раз с подробным пересказом строгающей капусту маме. Это папин алтарь Высоцкому и мамины пластинки Окуджавы. Это библиотека с пыльными томиками от Лениздат или Ташкент во всю стену комнаты да в два ряда – чем ближе к потолку, тем, казалось, таинственнее и интереснее. Это постер Ван-Дамма над кроватью. Бабушкина швейная машинка Подольск с педальным механизмом от Зингер, чугунным, резным.
Где это все? Затерялось в пространстве, поглотилось временем. Даже фотографии разлетелись безвозвратно. На днях нашлась с лучшей подругой своего образцового безвремия, после десяти лет глухого молчания. Голос чужой, жизнь чужая, человек чужой. Как водится. Поведала мне, что стоит мой дом нынче пустым с вывороченными окнами. Мое разоренное детство. Сжалось все как-то, жгутом скрутилось в горле – не прокашляться. Не воротишь его, как ни силься. И не надо. Надо пережить.
Приехала в Питер белая, без оттенков. Идет то гладко, то ребристо. Но идет. Не жалуюсь. Всем довольна. Только иногда вдруг непреодолимо тянет заглянуть, хоть мельком, украдкой, стыдясь своей беспардонности, в проплывающее мимо освещенное окно сквозь не задернутые шторы. Мне нравится представлять жизнь за этим желтыми квадратиками. История языком быта и повседневности. Кто эти люди? Любят ли они друг друга? Что их тревожит? В чем черпают надежду? О чем задумался тот мужчина, выдыхая табачный дым в предзакатные сумерки? Где нашли того лохматого кота?
И так порой тоскливо становится от того недосягаемого уюта, что льется бесхозно на прохожих из простых квадратных окон стандартной пятиэтажки. Так хочется пожалеть себя и поплакаться в родную жилетку. Но сделаешь глубокий вдох, тряхнешь головой для верности и пойдешь дальше, не задирая головы. Ибо глупости и «пионерская зорька» в мягком месте.
Отсюда новый фетиш. Давно назревающий, но все никак не находивший выхлопа. Новый – совсем не значит, постоянный. Поживем – увидим.
Откуда – не важно.
